В ст. 57 (пункт XXVI) конституции, принятой после образования Австралийского Союза, говорилось, что центральное правительство (федеральный парламент) имеет право устанавливать законы для людей любой расы, кроме аборигенов, для которых должны быть созданы особые законы в каждом штате. В соответствии со ст. 127 при переписях населения страны аборигены не учитывались, численность их определялась особо. Эти две статьи конституции ставили аборигенов в такое положение, при котором они на основании расовой принадлежности фактически были лишены права гражданства в образовавшемся государстве.
Вся политика в отношении аборигенов оставалась в ведении правительств штатов; только аборигены Северной Территории находились под управлением центрального правительства. В каждом штате, а также в Северной Территории действовали специальные, во многом сходные между собой законы для аборигенов, которые получили название протекционистских. В соответствии с ними аборигены подлежали сегрегации, защите и опеке со стороны правительства. Нравственный уровень многочисленных европейских поселенцев и их отношение к аборигенам были таковы, что путь к спасению коренных австралийцев тогда видели в создании прочных перегородок между ними и пришлым населением. С принципами протекционистского законодательства было связано создание особых защитных зон для аборигенов, которые затем постепенно превратились в резервации, куда имели доступ только представители администрации, врачи, миссионеры и ученые. Среди сторонников таких мер были крупнейшие австралийские этнографы: в 30-е годы — Т. Томсон, позднее — А. Элькин, Р. и К. Берндт и др.
Но история показала, что в целом протекционизм как комплекс законов и направление политики обернулся против аборигенов. Они оказались совершенно бесправными, скованными многочисленными ограничениями личной свободы и групповой независимости. Протекционистские порядки создавали самые благоприятные возможности для произвола администрации, различных злоупотреблений, расовой дискриминации аборигенов эксплуатации их дешевого труда и т. д. Этот вопрос нашел подробное отражение в ряде работ, опубликованных в нашей стране.
Однако не следует думать, что аборигены безропотно переносили все удары судьбы и легко смирялись с жестокостью пришельцев в ранний период колонизации и всевозможными притеснениями колониальной администрации в последующее время. В те годы, когда европейцы только еще осваивали различные территории континента, многие группы коренных жителей, несмотря на свою малочисленность, отваживались с примитивным оружием в руках защищать свои земли и свою жизнь, Иногда под руководством решительных и талантливых лидеров создавались довольно крупные отряды воинов, которым удавалось вести нечто вроде локальных партизанских войн. С помощью традиционной тактики организации засад и ночных нападений такие отряды в ряде случаев в течение нескольких лет держали в страде окрестные поселения европейцев и препятствовали продвижению пришельцев в глубь своей территории. Например, одно из самых воинственных племен аборигенов— калкадун — в течение 15 лет в 70—80-е годы XIX в. с успехом боролось против скваттеров-скотоводов в северо-восточной части Квинсленда. В 1884 г. между аборигенами и значительно превосходящими силами скотоводов и местной полиции, вооруженных огнестрельным оружием, произошло сражение, положившее конец героической борьбе калкадун. Предполагается, что в этом сражении приняло участие не менее 400 воинов.
Когда колонии обзавелись разветвленной администрацией, крупными армейскими подразделениями и многочисленными отрядами полиции, вооруженное сопротивление аборигенов, уже в значительной мере обескровленных, детрибализованных и разобщенных, имевших в своем арсенале лишь копья и дубинки, сделалось невозможным. Но среди них стали постепенно зреть силы для иных форм протеста и борьбы.
Сначала это было лишь пассивное, хотя подчас и очень упорное сопротивление усилиям миссионеров и административных служащих перестроить быт аборигенов на европейский лад, уподобив их образ жизни тому, который был характерен для беднейших слоев «белого» населения страны. Устойчивое нежелание многих аборигенов выполнять тяжелую физическую работу, отказаться от полубродячего образа жизни, носить европейскую одежду и жить в стационарных поселениях, по существу представлявшее протест против господства чужеземцев, нередко воспринималось европейцами как свидетельство природной лености, апатичности, косности и даже тупости аборигенов. Однако вопреки этим, имевшим весьма широкое распространение предрассудкам аборигены с течением времени сумели найти различные, нередко весьма оригинальные формы социальной активности.